Впервые народные посланники Российской империи собрались в апреле 1906 года. Сто лет назад парламентаризм в России возник не потому, что власть этого хотела. Наоборот — власть в империи была самодержавной, монопольной, а какой же монополист желает конкурентов? Нужно было, чтобы огромная империя бездарно продула войну с Японией, чтобы флот постыдно сгинул при Цусиме, чтобы социальные проблемы довели до первой русской революции — в общем, серия оглушительных оплеух принудила верхушку смириться с мыслью, что коль вступила великая держава в прогрессивный ХХ век, то и государственное устройство следует цивилизовать и модернизировать.
Среди дореволюционных российских думцев имелись и свои жириновцы, и единороссы, и коммунисты… Были те, чьи имена в истории сохранились именно благодаря думской деятельности — Милюков, Гучков, Пуришкевич (берем представителей самых разных лагерей). А тем временем подрастал «подлесок»: молодые политики, которым завтра предстояло сменить прославленных «зубров».
«Завтра» не случилось. Октябрь 1917 года на семь десятков лет прервал историю нашего парламента. Прервался и политический взлет наших героев — самых молодых депутатов дореволюционной российской Думы. Но жизнь их продолжилась.


ВАСИЛИЙ ХАРЛАМОВ: КАЗАЧИЙ ИНТЕЛЛЕКТУАЛ

1-я дореволюционная Дума (апрель — июль 1906 г.).
Харламов Василий Акимович (1875 — 1957) — кадет, член Государственной Думы всех 4 созывов. К моменту избрания в 1-ю Думу — 31 год.

Из донских казаков. Фанат и знаток всего, что связано с казачеством. Два параллельно полученных высших образования — Духовная семинария и историко-филологический факультет Московского университета. Священником не стал. Блестяще защитив диплом, вернулся на Дон. Преподавал в Новочеркасской женской гимназии. В свободное время занимался раскопками скифских курганов. Серия шумных находок прославила его как археолога. Тут — выборы в первую Думу. Молодого ученого (знаковая фигура!) привлекли, скажем так, в команду одного из кандидатов — а Василий неожиданно выдвинулся на первые роли и был избран сам. Потом постоянно переизбирался. В Думе возглавлял надпартийную казачью фракцию. Должность не требовала вхождения в иные политструктуры, но Харламов вступил в кадеты — видимо, подходили по взглядам.
В Первую мировую кадеты — партия крупных промышленников, ученых, влиятельных юристов — стали костяком Союза земств и городов («Земгора»), организации, занимавшейся тыловым обеспечением армии. Харламов возглавлял Доно-Кубанское отделение Союза, которое содержало сеть госпиталей. Парламентской деятельности не прекращал и в 1916 году прославился, например, громкой речью, обличавшей закоснелость царского правительства.
Дальше — Февральская революция. Временное правительство направляет Харламова комиссаром (полпредом) в Закавказье. Там котел бурлит. Харламов ведет дипломатическую игру, пытается мирить, сочетать интересы (можно провести параллель с нынешними задачами полпреда президента Дмитрия Козака). Тут — Октябрь. Возвращается на Дон. Избран в Донской круг, один из авторов Декларации Круга с отказом подчиняться большевикам.
Кто читал «Тихий Дон», помнит и историческую развилку, на которой оказались казаки в Гражданскую войну: или местный сепаратизм (ни с красными, ни с белыми, есть земля, хлеб, оружие — отобьемся!), или с белой армией за Единую и Неделимую. Харламов отстаивал второй вариант при сохранении казачьей самобытности.
Похоже, всю жизнь три разновекторные силы разрывали этого человека. С одной стороны, он — либерал по духу. С другой — преданность Дону, чувство ответственности перед земляками. С третьей — понимание, что казачество — лишь часть России, особая, своеобразная, но часть. А идет война, ситуация без конца меняется, бушуют честолюбия, возникают новые фигуры, каждый тянет одеяло на себя — и какой твой шаг будет правильным?
В белом лагере Харламов стал крупной фигурой, ездил с дипломатическими миссиями в Париж, Лондон, Варшаву. Но — победили красные. Харламов жил в Чехословакии, издавал газету, занимался наукой. Во Вторую мировую не пошел к тем казакам, которые сотрудничали с Гитлером (Краснов, Шкуро), в 1944-м при первой же возможности уехал — в Аргентину. Почему в Аргентину? Но если не дома жить — то какая разница где?
Умер в 1957-м, как сказано в биографиях, «от последствий несчастного случая».

ВЛАДИМИР ВОЙТИНСКИЙ: ВУНДЕРКИНД

2-я дореволюционная Дума (февраль — июнь 1907 г.).
Войтинский Владимир Савельевич (1885 — 1960) — член социал-демократической фракции II Государственной Думы. К моменту избрания в Думу — 27 лет.

С детства — классический «математический вундеркинд». Собственно, наука и привела его в революцию: от математики перешел к статистике, от статистики — к экономике, от экономики — к идее социальной справедливости и решению за эту справедливость бороться. Проще это делать не математику, а юристу — и Войтинский, забросив поиск гармонии в алгебре, поступает на юридический. Тут 1905 год. Студент-юрист Войтинский создает Петербургский союз безработных. Безработные настроены радикально, среди них сильны большевистские настроения — что ж… Этот классический «ботаник» по наружности (очки, реденькая бородка) идею выводил, как математиче­скую формулу, а дальше не знал ни сомнения, ни страха. Он вел пропаганду среди рабочих, выполнял партийные задания. Попался. Приговор — четыре года каторжной тюрьмы.
Он отбывал свой срок, когда в Сибирь приехала любимая сестра и умолила иркутского генерал-губернатора не губить надежду российской науки. Губернатор согласился перевести Войтинского из каторжников в ссыльные. А Войтинский заявил в ответ: «Только вместе с товарищами». Ошалевший от наглости губернатор выпустил еще несколько человек.
В Думу Владимир Войтин­ский попал, как в перестроечный Верховный Совет попадали недавние советские диссиденты — на волне славы борца с режимом. Вошел во фракцию социал-демократов. В Думе была поначалу единая фракция социал-демократов, но потом Ленин опять начал интриговать, делить на большевиков и меньшевиков. Войтинскому это не понравилось, он написал статью-протест в «Правду». Ленин статью публиковать не стал, а в личном письме посоветовал: будет вам, плюньте на меньшевиков! Войтинский плевать не захотел — тем более, что в ссылке подружился с одним из меньшевистских лидеров, Ираклием Церетели. В общем, разругался с Ильичом вконец. Раскол с будущим вождем пролетариата усугубился во время Первой мировой. Войтинский не понимал: социал-демократы ведь пришли в Думу, чтобы улучшить положение рабочих? Ну вот и надо улучшать! Работай в комиссиях, проводи нужные законы! А Ленин считает: нужно, чтобы Россия проиграла войну с германцами, потом начать Гражданскую войну, в ней победить, построить новое государство, и уже в нем… Да чье ж это положение от войн улучшается? Так что когда после Февральской революции Войтинский поехал комиссаром Временного правительства на Северный фронт — он уже делал все, чтобы пресечь большевистскую агитацию в войсках. А после октября стал одним из организаторов похода Керенского-Краснова на Петро­град. Поход не удался, и теперь уже большевики посадили Войтинского в тюрьму. Потом — все же герой 1905 года! — Войтинский вместе с Церетели уехал в отделившуюся от России Грузию. В 1920-м как представитель тамошнего меньшевистского правительства отправился за рубеж на переговоры, а тем временем власть в Грузии захватили большевики. Возвращаться было нельзя.
Он прожил в эмиграции 40 лет. Италия, Швейцария, Франция, Германия, США. Работал во Всемирной организации труда, написал множество фундаментальных трудов (вроде шеститомного «Мир в цифрах»), считается одним из крупнейших экономистов ХХ века. Умер в 1960-м в Америке, окончательно разочаровавшись в марксизме.

МИХАИЛ ЗАХАРОВ: КРЕСТЬЯНИН

3-я дореволюционная Дума (ноябрь 1907 г. — июнь 1912 г.).
Захаров Михаил Васильевич (1881 — ?) — крестьянин Московской губернии, от которой был в 1907 избран членом III Думы, социал-демократ. На момент избрания — 26 лет.
Других биографических данных обнаружить не удалось.

МАТВЕЙ СКОБЕЛЕВ: МАСОН

4-я дореволюционная Дума (ноябрь 1912 г. — октябрь 1917 г.).
Скобелев Матвей Иванович (1885 — 1938) — социал-демократ.
К моменту избрания в Думу — 32 года.

Когда государство всех насильно равняет под одну линейку, оно плодит себе врагов. Матвей Скобелев родился в семье промышленника-молоканина. Православная церковь молокан считала сектантами, гнобила, их вытесняли из исконно российских пределов, в частности, в Закавказье — потому Скобелев и родился в Баку. Он потом вспоминал, что к идее борьбы с режимом пришел от религиозного диссидентства, царившего дома.
В 18 лет вступил в РСДРП, примыкал к меньшевикам. В дни первой русской революции возглавил стачку рабочих-нефтяников, из-за угрозы ареста бежал за границу. Там учился в Венском политехникуме, работал в «Правде», которую тогда редактировал Троцкий (боровшийся с ним Ленин возглавлял другую газету, «Пролетарий»). Скобелев у Троцкого был правой рукой, отвечал за нелегальную доставку тиража в Россию. Ленин потом Троцкого из «Правды» вытеснил, но Скобелеву надоели уже и эмигрантские склоки, и грызня вождей. Он вернулся домой, благо имел ценную (инженер в неграмотной России!) профессию в руках. В Думу был избран в 1912-м как представитель русского населения Закавказья. Выступал по бюджетным и экономическим вопросам.
Говоря о Скобелеве-думце обязательно вспоминают: масон. Разговор о роли масонства в предреволюционной России должен быть особый, но в любом случае — конспирологические разговоры о всеобщем зловредном заговоре выкиньте из головы. Реальной политической роли ложи не играли. Это было что-то вроде политических клубов, где завязывались отношения и обсуждались различные вопросы. Сегодня примерно ту же роль играют бани «для своих».
Скобелеву вообще социальных перемен хотелось все меньше. Это был богатый холостяк, добродушный сибарит. Политикой, конечно, занимался, но больше по инерции — так интеллигентный, мягкий мужик никак не может окончательно послать подальше бывшую жену, с которой вроде бы расстались, а она все звонит, чего-то требует…
Но политика сама его востребовала — в феврале 1917-го. Скобелев стал одним из организаторов Петроградского Совета, министром труда во Временном правительстве. Тут выяснилась интересная вещь: одно дело, когда ты революционер и организовываешь забастовки в защиту прав трудящихся, а другое — когда ты член правительства воюющей страны, и уже тебе трудящиеся устраивают забастовки. Скобелев метался по заводским митингам, объяснял несвоевременность стачек, указами ограничивал полномочия фабзавкомов и профсоюзов. В конце концов сдался, ушел в отставку.
Октябрьскую революцию он не принял. Гневно осудил разгон Учредительного собрания и расстрел демонстрации протеста. ­Уехал в эмиграцию. А потом решил мириться с советской властью. Работал в наших торгпредствах в Бельгии и Франции, вступил в партию. В 1925-м вернулся. Служил в системе Внешторга, даже занимал крупные посты (вроде председателя Главного концессионного комитета), но в конце концов ушел на скромную должность инженера в НИИ радиокомитета. По логике он должен был попасть под нож во время «Шахтинского дела», процессов «Пром-
партии», «Союзного бюро меньшевиков», но странно, не тронули. Был связан с ОГПУ? Ничем не подтверждается. Скорее другое: в дни революционной юности в Закавказье Скобелев наверняка мог сдружиться с кем-то из людей, которые при Советской власти вышли в крупные деятели: Енкидзе… Орджоникидзе… Вышинский… Чем черт не шутит — может, и сам Сталин!
Впрочем, в 1938-м Матвея Скобелева все равно расстреляли.

ИСТОРИЯ В СОСЛАГАТЕЛЬНОМ НАКЛОНЕНИИ
Характерно: самые молодые депутаты дореволюционной Думы скучковались как раз во фракциях, требовавших перемен: кадетской, социал-демократиче-ской. У монархистов и черносотенцев и прочих «охранителей» молодняк как-то не вырисовывался — может, оттого, что электорат их был больше пожилой, солидный.
Именно левым фракциям были адресованы знаменитые слова Столыпина: «Вам нужны великие потрясения — нам нужна великая Россия». Получается, что говорил он это и нашим героям. Но вот они перед вами — Харламов, Войтинский, Скобелев… Кто из них конкретно хотел великих потрясений? Да вроде никто. Перемен — да, но постепенных, эволюционных… Потому и шли в Думу, а не бомбы бросать.

Если бы Российская империя не ввязалась в Первую мировую войну, к которой готова не была… Если бы ход ее был для нас удачнее… Если бы… И тогда в спокойно вышедшей из всемирного катаклизма России нашлось бы место и энергичному казаку Харламову, и ученому Войтинскому, и умеренному прогрессисту Скобелеву. Не сложилось.