«Штатный «придурок» отечественного ТВ, который в Португалии выбежал на поле, чтобы избить судью, шоумен всея Руси, образец дурного вкуса и пошлости, а фамилия его навеки станет синонимом слова «эпатаж»... Примерно такой текст мог бы стать эпитафией Отару Кушинашвили.

Но это стало бы эпитафией не человеку, а образу, который создал уроженец Кутаиси, не самого большого города Грузии, который когда-то в 14 лет переписывался с самыми умными авторами «Литературной газеты».

Сегодня же немногие знают, каков Отар Кушинашвили вне созданного им образа.

Вопрос в том, знает ли и помнит ли это сам Отар.

 

– Надеюсь, ты не забыла, что я тебя совращал?

– Ну да! Надеюсь, ты не забыла, что я и тебя совращал? Надо признать, потерпев оглушительное поражение.

– И ты говоришь мне об этом 42 года спустя?!!!

И ты до сих пор не семейный персонаж? Так… и детей у тебя нет… хорошо… Зато у меня есть! Ты бы видела их! Я по дороге пожалел, что не облачился в майку с фотографией, где они со мной – старшая дочь и три пацана.

– Да, ей было лет девять, когда она меня захомутала. Персонаж не по годам был мудрый. Она говорила мне: «Ты непревзойденный! Ты Цицерон! Ты мыслитель!»

Слаб человек, а грузин слаб вдвойне.

Я никому никогда не рассказывал, что из трио – «посадить дерево, построить дом, родить сына», я выполнил уже все.

– Как-то считал, что в контексте разговоров о телках и гонорарах это немыслимо.

– Они нещадно критикуют меня за каждый эфир! Старшей барышне Даше (у нее прозвище «Принцесса Монако») не нравится, как я восседаю, небрежно развалившись, расставив ноги. Ей не нравится, когда я подтруниваю над людьми, говорю: «Да-да, ты прав, но пошел ты на хрен!» Принцесса хочет, чтобы я был нежнее, добрее к собеседникам.

– Я к этому профессионально отношусь. Считаю, если ты выступаешь на Первом канале, то должен быть таким, каким хочет тебя видеть Константин Эрнст (см. примечания). В этом смысле я проститутка.

– Это сейчас никому не нужно. Настало время, когда интервью дают только чтобы купили книгу, посмотрели фильм, послушали альбом.

– Я делаю это совершенно искренне.

Так же искренне я выбежал в Португалии на поле. Мне было обидно, что хорошего парня Овчинникова удаляют ни за что. Известно, что наши футболисты не умеют играть, но зачем их так унижать? Если бы это был мой пиар-ход, я бы выбежал на центр поля, показал бы всем жопу и был бы на обложках всех журналов. А я побежал – ударить по морде судью. Искренне.

Ну, не знаю, что со мной происходит в такие моменты. Я как ребенок становлюсь. Потом, конечно, иронизирую на этот счет…

– Нет. Но мне бы очень хотелось так ответить. Ты говоришь теми словами, которые приходили мне в голову.

Но я скажу сейчас честно: вот такой я урод.

– А я знаю, что «вот таким уродом» ты был не всегда. Это ведь правда, что ты на своих «первых шагах» переписывался с Львом Анненским (см. примечания)?

– Да! Откуда ты это знаешь?

…Я подумал, когда решился впервые написать: а вдруг он мне ответит? Человек из другой галактики?

Мне было 14 лет, и я из Кутаиси пишу Анненскому: «Чингиз Айтматов – это же плохой писатель! Вы прочтите хотя бы Нодара Думбадзе. Наш-то писатель посильнее будет!»

И, наверное офигев, Лев Александрович пишет мне в ответ: «Вы не могли бы побольше написать о себе».

Я помню, что целовал его письмо и плакал.

– Конечно!

– А дальше «вступил в переписку» с Юрием Щекочихиным, Станиславом Рассадиным (см. примечания). Какие люди! Юрий Петрович после стал моим «крестным отцом» – это он содействовал моему переезду в Москву после окончания Тбилисского гуманитарного университета.

Я писал ему о том, что поссорился с кем-то в школе. Он отвечал: «Иди, проси прощения». Он писал, что в журналистике не бывает друзей. Спрашивал: «Куришь? Пьешь? Нет? Тебе это все понадобится, чтобы снимать стресс».

Щекочихин думал, что я займусь серьезной публицистикой, наставлял меня: «Только никогда не дешеви». И, конечно, он был в шоке, когда узнал, что я пошел в программу «Акулы пера» (см. примечания). На одном из раутов Щекочихин отвернулся от меня в присутствии людей. Эта картина не выходит у меня из головы.

«Это же развлекательная передача и все!» – говорил я в свое оправдание.

«Ничего подобного! Ты заражаешь своей отвратительной манерой поведения молодых людей! За этим ты приехал в Москву?»

«А кто будет за квартиру мою платить? Да, я пошел на компромисс!»

«Это все отговорки, ты – жалкий трус. И это тебя не мучает!»

Это был разговор учителя с учеником. В конце он сказал: «Никогда больше не упоминай моего имени». Меня потом откачивали…

После я как-то прочитал в «Новой газете» статью Рассадина, в которой он упомянул обо мне: «…В этом омерзительном парубке, атакующем приличных людей неприличными вопросами, Отаре Кушинашвили, я с трудом узнал чудного юношу из Кутаиси, который писал мне наивные, полуграмотные, но полные огня письма. Настала эпоха перевертышей. Сожалею, что имел с ним контакт».

А я в это время в программе «Акулы пера» задаю вопрос: «Скажите, Маша Распутина, а вы б*дь?»

– Это люди, которые не примут никаких объяснений в оправдание.

И кормить детей с помощью компромиссов они не станут. Их дети будут голодать, но они гордо скажут: «Зато я бескомпромиссно прожил жизнь».

А я иду на компромисс. Продаюсь, чтобы мои дети не испытывали нужду.

Но я же не свинья! Это главное, что я знаю. И у меня есть достаточный повод для самоуважения: я могу себе позволить жить достойно.

– После случая с Щекочихиным не осмеливался с ним встречаться. Боялся.

И вообще, знаешь, если бы у Льва Александровича фамилия заканчивалась на «…швили», и он ходил по кабинетам и получал от ворот поворот, не думаю, чтобы он хорошо жил со своими принципами. Жизнь бы диктовала ему свои, как мне, юноше из Кутаиси.

Когда я ехал в Москву, хотел быть успешным. Хотел «доказать маме самое главное».

Однажды я спросил себя: «Ты будешь бежать марафонскую дистанцию или сто метров?» И ответил раз и навсегда: «Если марафонскую – не надо тянуться до Николая Фоменко, Дмитрия Диброва, копировать их (см. примечания). Ты другой. Не такой ослепительный и талантливый.

Но очень крепкий ремесленник, трудоголик. И если тебе люди улыбаются, наверное, что-то в тебе есть? Так это надо доставать и развивать».

И, забыв про Нобелевскую премию, пошел шаг за шагом и иду до сих пор.

– Я гоню от себя мысли о будущности. Они меня страшат. Какой-то я всегда был странный везучий сын. Не по заслугам.

– Я просто крайне не конфликтный персонаж, а только имитирую конфликтность. Я такой, знаешь, «постаревший Кевин Костнер в последних фильмах», где видно, что он играет, потому что гонорар нужен. Все бездарнее с каждым фильмом играет.

Но, мне кажется, что-то у меня будет. Не сейчас. Позже. Для этого мне нужно пострадать.

– Да сколько можно каяться? Каждый телефонный звонок – раскаяние.

Надо просто перестать роптать и помнить о том, как живут вокруг люди, гораздо более талантливые, чем я. Засунуть себе язык в жопу и все мысли о том, как иной раз несправедлива судьба.

 

Примечания

1.     Константин Эрнст – генеральный продюсер Первого канала. Автор фразы про то, что наш народ очень хорошо разбирается в том, что такое искусство: видит искусство и через секунду переключается на другой канал.

2.     Николай Фоменко, Дмитрий Дибров – шоумены с «блеском в глазах», интервью Наталии Шевченко с которыми можно прочитать в № 8 и № 14 газеты «Re:Акция».

3.     Лев Анненский, Станислав Рассадин – культовые критики, в 80-х годах печатавшиеся в «Литературной газете».

4.     Чингиз Айтматов – писатель, его роман «Плаха» был самым обсуждаемым в конце 80-х.

5.     Нодар Думбадзе – классик грузинской и мировой литературы.

6.     Юрий Щекочихин – публицист, основоположник жанра расследовательской журналистики в нашей стране. Недавно умер.

7.     «Акулы пера» – популярное ток-шоу середины 90-х, в котором журналисты задавали скандально-откровенные вопросы звездам шоу-бизнеса. Кажется, давно скончалось.